Секунду я колебался, но затем подумал, что раз передо мной стоит
помощник капитана, то лучше сразу же объявить ему о моих намерениях.
И я
ответил:
- Я хочу быть матросом!
Полагаю, что громче им никогда не приходилось хохотать. Поднялся настоящий рев, к которому и помощник присоединился от всего сердца. Среди оглушительного хохота я услышал несколько весьма унизительных для меня замечаний.
- Гляди, гляди, Билл, - кричал один из них, обращаясь к кому-то в
стороне, - гляди, паренек хочет быть матросом! Лопни мои глаза! Ах ты,
сморчок в два вершка от горшка, да у тебя силенок не хватит закрепить
снасть! Матро-о-ос! Лопни мои глаза!
- А мать твоя знает, куда тебя занесло? - осведомился другой.
- Клянусь, что нет, - ответил за меня третий, - и отец тоже не
знает.
Ручаюсь, парень сбежал из дому... Ведь ты смылся потихоньку, а, малыш?
- Послушай, мальчуган, - сказал помощник, - вот тебе совет: вернись
к
своей мамаше, передай почтенной старушке привет от меня и скажи ей,
чтобы
она привязала тебя к ножке стула тесемкой от нижней юбки и держала так
годиков пять - шесть, пока ты не вырастешь.
Этот совет породил новый взрыв хохота. Я чувствовал себя униженным
всеми этими грубыми шутками и не знал, что
ответить. В полной растерянности я выдавил из себя, заикаясь:
- У меня... нет матери...
Суровые лица моряков смягчились. Раздались даже сочувственные замечания, но помощник продолжал все так же насмешливо:
- Ну, тогда отправляйся к отцу и скажи ему, чтобы он задал тебе
хорошую трепку.
- У меня нет отца!
- Бедняга, он, значит, сирота! - жалостливо сказал один из
матросов.
- Нет отца... - продолжал помощник, который казался мне
бесчувственным
зверем. - Тогда отправляйся к бабушке, дяде, тетке или куда хочешь,
но чтобы
тебя здесь не было, а не то я подвешу тебя к мачте и угощу ремнем.
Марш!
Понял?
По-видимому, этот зверь не шутил. Смертельно напуганный угрозой, я отступил, повинуясь приказанию.
Я дошел до трапа и собирался уже сойти по сходням, как вдруг увидел человека, который шел навстречу мне с берега. На нем были черный сюртук и касторовая шляпа. Он был похож на купца или другого горожанина, но что-то во взгляде его подсказало мне, что это моряк. У него было обветренное лицо и в глазах выражение, характерное для людей, проводящих жизнь на море. И брюки из синей морской ткани придавали ему совсем не сухопутный вид. Мне пришло в голову, что это и есть капитан.
Я недолго оставался в сомнении. Пройдя трап, незнакомец вошел на палубу, как хозяин. Я услышал, как он на ходу бросал приказания тоном, не допускающим возражений.
Он не остановился на палубе, а решительно направился к шканцам. Мне показалось, что я могу еще добиться своего, если обращусь непосредственно к капитану. Без колебаний я повернулся и последовал за ним. Мне удалось проскочить мимо помощника и матросов, которые пытались перехватить меня на бегу, и я настиг капитана у самых дверей его каюты. Я ухватил его за полу.
Он удивленно обернулся и спросил, что мне нужно. В нескольких
словах я изложил свою просьбу. Единственным ответом мне
был смех. Потом, обернувшись, он крикнул одному из матросов:
- Эй, Уотерс! Возьми карапуза на плечи и доставь на берег. Ха-ха-ха!
Не сказав больше ни слова, он спустился по трапу и исчез. Объятый глубокой горестью, я почувствовал только, как крепкие руки Уотерса подняли меня, пронесли по сходням, потом по набережной и опустили на мостовую.
- Ну-ну, рыбешка! - сказал мне матрос.- Послушай Джека Уотерса - держись до поры до времени подальше от соленой воды, чтобы акулы тебя не съели!
Помолчав и подумав немного, он спросил:
- Ты сиротка, малыш? Ни отца, ни матери?
- Да,- ответил я.
- Жаль! Я тоже был сиротой. Хорошо, что ты так рано потянулся в
море,
это чего-нибудь да стоит. Будь я капитан, я бы взял тебя. Но я,
понимаешь,
только рядовой матрос и ни черта не могу тебе помочь. Но я приду сюда
опять,
а ты к тому времени, пожалуй, будешь маленько покрупнее. Вот возьми
эту
штуку на память и вспомни обо мне, когда мы опять ошвартуемся в
гавани, и,
кто знает, может быть, я выхлопочу тебе койку... А теперь - до
свиданья!
Иди домой, будь хорошим парнем и оставайся на суше до тех пор, пока не
вырастешь.
Проговорив это, добродушный матрос протянул мне свой нож, повернулся и отправился обратно, а я остался один на набережной.
Пораженный таким неожиданно хорошим отношением, я смотрел ему вслед, пока он не скрылся за фальшбортом. Машинально положив нож в карман, я некоторое время стоял, не двигаясь с места.