И еще помню, как уезжали из того дома на набережной. Дождливый октябрь, запах нафталина и пыли, коридор завален связками книг, узлами, чемоданами, мешками, свертками.
"А та квартира,- спрашивает Батон,- куда вы переедете, она какая?"
"Не знаю", - говорю я...
Но я знаю, бабушка говорит, что место очень хорошее, рядом парк, много зелени, замечательный воздух. (...) Мы будем жить в одной маленькой комнате в общей квартире. Комната на солнечную сторону и во двор. "Очень хорошая комната!" - говорит бабушка. Всего этого не хочется рассказывать Батону. Нет настроения говорить с ним.
Если б он знал, как тяжело у меня на душе! Вот они прибежали, дурачатся, шутят, помогают носить вещи, у них прекрасное настроение, и неужели они не догадываются, что мы видимся, может, быть в последний раз? Им хорошо, они остаются вместе. А я - в неизвестную жизнь, к неведомым людям. Где я встречу таких товарищей: ученых, как Антон, остроумных, как Химиус, и добрых, как Ярик? И еще самое главное. Самое-пресамое главное и тайное. Где еще я встречу такого человека, как Соня? Да, разумеется, нигде на целом свете. Бесцельно даже искать и на что-то надеяться. Конечно, есть люди, может быть, красивее Сони, у них длинные косы, голубые глаза, какие-нибудь особенные ресницы, но все это ерунда. Потому что они Соне в подметки не годятся.
Проходят минуты, день смеркается, скоро подъедет грузовик, а Сони нет. Ведь всем известно, что сегодня наступает разлука. Почему же хоть на секунду, хоть оттуда, издалека? Но нет, нет и нет. Батон спрашивает: "Сколько комнат? Три или четыре?" - "Одна",- говорю я.- "И без лифта? Пешком будешь ходить?" Ему так приятно спрашивать, что он не может скрыть улыбку. Вдруг вижу, она появляется там, в глубине двора, под бетонной аркой. Быстро, быстро, огибая черный и мокрый двор, бежит сюда, к подъезду. Подбежала, спрашивает, задыхаясь: "Еще не уехали? Вот хорошо! А это тебе...на память..." - сует мне что-то завернутое в газету, похожее на книгу. И смотрит весело не на меня, а на всех, на всех.
Дорожные шахматы. С дырочками, чтобы втыкать фигурки. Я видел такие у нее дома. Но сейчас меня ничто не радует. Ведь мы расстаемся. На всю жизнь,навеки! Почему не понимают, как это страшно: навеки? Я не могу вымолвить ни слова, смотрю на бледное, немного веснушчатое лицо, вижу, как оно улыбается добрыми губами, добрым взглядом близоруких глаз, в которых нет ничего, кроме веселого спокойствия, сочувствия, теплоты - для всех...